Уже лежа в постели, Эмилия подумала, что за весь этот сумасшедший день ни разу и не вспомнила о Барни. Может быть, ее любовь была не такой уж сильной?
— Барни, я больше не люблю тебя, — произнесла она.
Но тут же жестокая боль пронзила исстрадавшееся сердце Эмилии. Она поняла, что еще долго не сможет забыть своего мужа и свою первую настоящую любовь. Пусть он был недостоин ее, пусть предал, но сердцу не прикажешь, оно все еще продолжало сжиматься в сладкой истоме только при одном звуке его имени.
— Я буду работать, только чтобы не думать о нем, — твердо решила Эмилия. Она перевернулась на другой бок и попыталась уснуть. Но до глубокой ночи тревожные мысли о том, где он сейчас, что делает, не давали ей ни на минуту сомкнуть глаз. В конце концов усталость сморила ее.
В свой первый рабочий день Эмилия встала ни свет ни заря, чтобы привести себя в порядок и произвести благоприятное впечатление на работодателей. А еще следовало плотно позавтракать. Работа официантки не из легких и требует сил и выносливости. Эмилия давно привыкла просыпаться около шести часов утра: Барни всегда требовал, чтобы к его пробуждению на столе стоял горячий завтрак, а еще лучше, если жена принесет его в постель.
Эмилия долго не решалась приступить к макияжу. Она всматривалась в свое отражение в зеркале, пытаясь понять, каких оттенков ей стоит добавить своему двойнику. Всю свою жизнь Эмилия слышала от матери, что женщине не следует «увлекаться раскрашиванием своего лица», потому что это портит цвет кожи, убыстряет ее старение и обычно делает женщину старше своих лет. Поэтому в те редкие дни, когда Эмилия позволяла себе макияж, она ограничивалась подкрашенными ресницами и губами. Теперь ей предстояло всему научиться без чьей-либо помощи. Наконец она решилась прикоснуться кисточкой к векам.
Через двадцать минут на нее смотрела из зеркала женщина-вамп. Яркие губы просили поцелуя, подведенные черным контуром глаза казались еще ярче и глубже. Легкий румянец заставлял кожу светиться ровным матовым светом. Эмилия была бы довольна своим отражением, если бы женщина, которая смотрела на нее из зеркала, не была столь чужой и далекой.
Мама бы заставила меня немедленно все это смыть, с ужасом подумала она. Но уже настало время выходить из дому, если она не хотела опоздать на работу в первый же день.
Эмилия, вздохнув, взяла сумочку со столика в прихожей и вышла из своей крошечной квартирки.
На этот раз в ресторан она вошла не через парадный, а через служебный вход. В узком коридорчике, который вел к подсобным помещениям, царила оживленная суматоха. Эмилия подумала, что, вероятно, что-то случилось. Но, присмотревшись внимательнее, поняла: все происходящее — не более чем обычная рабочая обстановка в большом заведении. Она вспомнила, что в маленькой забегаловке «У Джо» каждое утро творилось примерно то же самое. Но в заведении Джо работали четыре официантки и один повар, а в «Империале» одних поваров было больше десяти человек, и то они с трудом успевали готовить на четыре зала, что уж говорить об обслуживающем персонале!
С большим трудом Эмилия нашла помещение, где переодевались официантки. Когда она открыла дверь и вошла, в комнате мгновенно наступила тишина. Женщины внимательно рассмотрели новенькую, а потом равнодушно отвернулись. Эмилия почувствовала себя не в своей тарелке. Она зябко передернула плечами и спросила у девушки, находившейся к ней ближе всех:
— Простите, не подскажите ли, где я могу найти миссис Браун?
— Вон в том углу комнаты, — ответила девушка, даже не посмотрев на Эмилию.
— Спасибо, — тем не менее вежливо ответила она.
Добраться на другой конец такой маленькой комнаты оказалось так же сложно, как и перейти улицу в час пик в неположенном месте. Со всех сторон Эмилию окружали девушки и женщины. Каждая была занята каким-то делом, слишком важным, чтобы прерваться и пропустить незнакомку.
Минут через пять Эмилии все же удалось найти в этой толпе миссис Браун — высокую, очень худую женщину.
— Доброе утро, — поздоровалась Эмилия.
— Хм, — было ей ответом.
— Я — Эмилия Берроуз.
— Хм? — Ответ миссис Браун на этот раз отличался вопросительной интонацией. Это, вероятно, означало: «Ну, и что мне прикажете делать, если вы — Эмилия Берроуз?».
— Меня приняли на работу официанткой. Мисс Кебер сказала, что я должна обратиться к вам, чтобы получить униформу.
На этот раз миссис Браун просто хмуро кивнула и жестом велела новенькой следовать за ней.
В каморке, смежной с основной комнатой, лежали стопки платьев и коробки с туфлями всевозможных размеров. Миссис Браун на этот раз снизошла до того, чтобы заговорить с Эмилией.
— Какой у вас размер? — спросила она.
— Сороковой, — ответила Эмилия.
— А обувь?
— Тридцать шестой.
Миссис Браун некоторое время размышляла над чем-то, а затем, кивнув своим мыслям, принялась доставать коробки с одеждой.
— Примерьте. — Подала она Эмилии платье и туфли и указала на ширму, находящуюся в той же кладовой.
Туфли на устойчивом каблуке пришлись Эмилии впору, а вот платье ее смутило. Нежно-голубой шелк не столько скрывал ее формы, сколько демонстрировал их. Вырез был настолько глубок, что Эмилии казалось, будто ее кружевной бюстгальтер будет немедленно выставлен на всеобщее обозрение. А длина платья наводила ее на мысль, что миссис Браун ошиблась с размером. Она поделилась своими соображениями с миссис Браун.
— Мне кажется, платье маловато мне, — неуверенным тоном произнесла Эмилия.